top of page

               НА МОСКВЕ-РЕКЕ

 

1.

Как грибы, соборы вместе с земляникой

во бору сбирали по росе великой, 

и в одно лукошко под охранный крест

насажали тесно. Получился — Кремль.

 

2.

               ЛУБЯНОЙ ГОРОДОК

                            (1237 год)

 

Тешь прохладой, река,

глубиной

холодок.

Не крупней коробка           

лубяной

городок.

 

Бересты завиток

распусти

у моста —

и плывет городок,

парусит

береста.

 

Он до щепочки сух

и ле#гок

над водой,

что качает, как пух,

коробок

лубяной,

 

Но встает по горам

балдахинами

дым.

Нудно служит комар

панихиду

живым.

 

Вот Рязань – вот седло,

Смерь,

Батый, синеву

И скажи весе#ло:

«А теперь –

на Москву!

 

Поднялась у воды —

на воде

и сгоришь...

Жги, стрела-поводырь!»

Паклю вдел,

сделал пыж.

 

Полетела судьба,

чуть звеня,

а за ней

развевался, шипя,

пыж огня

все пышней.

 

Искры в темень кроши!

Власть

до хруста проста.

Затрещали кресты,

занялась

береста.

 

Вспыхнул ворох огней.

Мы от пекла

слабы.

Вместо Божьих церквей     

встали пепла

столбы.

 

Нам терзаться невмочь.      

Мы, как свечи,

горим.

Сжалься, красная ночь!      

Лучше сеча,

чем дым...

 

Будет долго еще

жаркий бред

нас томить.

Двести зим горячо.

Двести лет

не остыть.

 

Люди пришлые злы.

Что им зной,

что им Бог?

Эти волны золы —

лубяной

городок.

 

                                   3.

                        ЧЕРТОРОЙ

 

«Печь с утра мне зажечь, что свечу, но чудна моя речь: не хочу!

Горсть морошки... Как тянет вот тут — словно кошки когтями скребут.

Не нужна ни жена, ни княжна, будь нежна она, будь холодна.

Шубу толком надеть не могу. Впору волком реветь на снегу.

Идол корчит меня — сатана. Видно хочет огня и вина.

Никакая работа невмочь. Свистнул Каин: и вот она — ночь.

 

Призову со слободки гуляк. Призайму у молодки пятак,

на Волхонке в кабак положу, самогонкой кулак поражу.

А кулак — ох, и змей! — непростой. Целый бак в него влей — все пустой.

Но хватает вина у казны. Наполняет казна казаны.

Целовальник ярыжке мигнул. Моментально ярыжка смекнул

и, жуя, подволок мне квасок: «Вижу я, что кулек твой просох...»

Взвесь хлебнул — стены стали уз#ки. Весел гул, затрещали виски.

Я забыл, что такое тоска. Кто-то бил меня, кто-то ласкал.

У огня, пропадая, грубя, мне блудня предавала себя.

Ушлый рвал с меня крест золотой, служка врал, что я — бес Черторой.

“Рыл овраг у Кремля, лиходей? Значит, враг; значит, тля; значит, бей!”

Врежь на вздохе, боярская вошь, в суматохе мне наскоро нож!

Но в беде я бедовый вдвойне. Закипел дух спир#товый во мне.

Раз! – махнул им по холке — да как полыхнул на Волхонке кабак!

И запрыгала тощая рать: за ярыгой, мол, проще тикать.

Он костями гремит по реке, а хозяин горит в кабаке!

 

Холодно... Как дрожу не скажу. Но одно подтвержу: отхожу...

Замечаю: где шуба до пят?.. А в Зачатьевском к службе звонят.

<<Назад в Оглавление

Следующая>>

bottom of page