«МЫ ИДЕМ ПО УРУГВАЮ!..»
Я уже говорил, что в нашем классе некоторые ребята учились музыке. Волканя играл на пианино, Колобок – на баяне, я – на гитаре. И вот мне захотелось устроить «джаз». Это, конечно, был «джаз» в кавычках. Всего три «джазмена»: Колобок – баян, я – гитара, Волканя – ударные. Он бы мог и на «фоно» сыграть еще как, но решил, что для нашего «джаза» ударные важней. Ни трубы, ни саксофона у нас не было. Правда, был в запасе пионерский горн, но, во-первых, из него, кроме Филата, никто не мог ничего выдуть, а Филат умел только хрюкать, а, во-вторых, горн служил символом пионерии, но совсем не джазовым инструментом. Пеночкина никогда не дала бы его в «джаз» и даже возмутилась бы самой мысли использовать реликвию как развлечение.
Поэтому перед новогодним вечером мы репетировали втроем. Собрались у меня дома после уроков, когда соседей не было. Колобок вынул из черного футляра огромный баян, я достал из чехла гитару, Волканя примостился у барабана и металлических тарелочек. А Юрик пришел полюбопытствовать и «поболеть»: он ни на чем не играл. Для исполнения выбрали две песни. Первую – лирическую: «Московские окна». Долго не могли начать, все перешучивались. Но как только Колобок развернул меха, и мелодия полилась, наполнив комнату до краев, все обомлели от красоты и силы звучания. Волканя опоздал вступить, а я вообще отложил гитару. Ее бы и слышно не было.
– Ну, Колобок, ты даешь! – сказал Юрик. – Просто гигант! Только играй потише. Ребят, я тоже хочу участвовать. На чем бы мне таком?..
И я придумал, чтобы Юрик стучал на ложках. Есть же целый ансамбль ложкарей. А тут один Юрик, но зато камчадал! И ноты не нужны. Всякие там сольфеджио. Бери ложки да стучи в ритм. За отсутствием деревянных, я достал из шкафа две мельхиоровые, и репетиция пошла полным ходом.
Я любуюсь вами по ночам,
Я желаю, окна, счастья вам.
Он мне дорог с ранних лет,
И его яснее нет,
Московских окон негасимый свет! –
пел я, аккомпанируя себе на гитаре. Волканя «подрабатывал» ритм, шурша метелочками по тарелочкам. Колобок выводил мелодию, а Юрик стучал на ложках, краснея от удовольствия. А еще его веселило, как бы Колобок не прищемил себе нос мехами. Глаза Колобка – два синих блюдца – сияли над самым баяном, а курносый нос почти касался верха мехов. Но Колобок был начеку и носа не вешал.
После «Московских окон» принялись за вторую песню. На свой страх и риск взяли не эстрадную, а «дворовую»: «Мы идем по Уругваю», исполнявшуюся в ритме «рок-н-ролла» – запрещенного американского танца. Юрик пришел в полный восторг от «рока» и не столько стучал, сколько отплясывал, извиваясь между столом и шкафом. Он сказал, что это надо обязательно записать на магнитофон на следующей репетиции.
Но следующая репетиция не состоялась. Колобок был занят, а без него какая музыка? Зато неукоснительно состоялся урок географии, на котором завуч Рина Ароновна вызвала к доске камчадала, и тот поплыл между «широтой» и «долготой». Рина Ароновна была учительница строгая и не позволяла ни на что отвлекаться. Она чувствовала даже молчаливое отвлечение. Стоило мне задуматься, надо ли давать вступление к «Московским окнам», как Рина Ароновна немедленно вмешалась:
– Алеша, вернись в класс!
А уж Юрик, знаем, на все отвлекался. Он мог стоять у доски на уроке географии и чесать себе лопатку указкой, размышляя о том, поменять ли ему мельхиоровые ложки на деревянные или так оставить?
– Яснецкий, найди на карте Монтевидео, – требовала географичка, а он и не знал что это вообще за чудо-юдо: озеро? – вулкан? – горная гряда?.. Где его найдешь? Карта большая – на всю доску…
– «Мы идем по Уругваю!..»…, – тихо пропел с первой парты Колобок свою музыкальную подсказку, как бы совершенно бесцельно, для собственного удовольствия.
– Монтевидео?… Ну, это такое… в общем… с Уругваем связанное…
– Борисову в журнал точку. Еще одна подсказка и будет «два». А тебе, Яснецкий, надо бы поставить двойку сейчас, да Новый год не хочу портить.
– А в четверти? – упавшим голосом спросил камчадал.
– В четверти «три», но смотри у меня!..
– Ур-ра!.. – воскликнул Юрик, перекрывая долгожданный звонок.
* * *
В Актовом зале горела огромная – до потолка – елка. Ребят набилось – чуть не вся школа. В первом ряду – директор, Пеночкина, Рина Ароновна, наша классная Наталья Матвеевна, другие учителя.
Идет праздничный концерт.
Малыши танцуют полечку. Старшие читают стихи о Родине, о партии, басню Крылова. А в конце ведущая Зинуля из 6-го «Б» неожиданно для всех объявляет:
– Выступает джаз-оркестр!
Когда ребята увидели на сцене баян, гитару и тарелочки, они уже заерзали от предвкушения. До этого в школе, кроме горна и барабана, звучало только расстроенное пианино, на котором «баба Соня» разучивала с малышней «Смело, товарищи, в ногу…» А тут гитара, тарелочки, «Московские окна»… Совсем другая музыка!
Все хлопают. Все возбуждены. Директор Юлия Константиновна улыбается, кивает Рине Ароновне: мол, вот как, молодцы ребята, ценная инициатива, настоящая художественная самодеятельность! И всегда строгая Рина Ароновна снисходительно щурится в ответ.
А когда «джаз» грянул «Мы идем по Уругваю», все повскакивали с мест, завопили от радости так, что слова потонули в шуме – и какие слова!..
Мы идем по Уругваю!..
Ночь хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев,
Обезьяньи голоса!
Тут Юрик прикрыл рот ладошкой и, вибрируя, пронзительно завизжал, как макака в джунглях Южной Америки! А Волканя разразился барабанной дробью, подкинул палочки и, как жонглер, поймал их налету!
Если вкалывать, как негры,
От зари и до зари,
Мы Америку догоним
Года за два или три!
Такого школа не видела и не слышала отродясь!
«По Уругваю» прошлись трижды: на бис. Но мельхиоровые ложки в руках у Юрика замерли, а руки опустились, лишь только он встретился глазами с Риной Ароновной. Та сидела неподвижно. Взгляд ее был шершавым, твердым и серым, как гранит парапета на набережной Москвы-реки. И вот что прочел Юрик в этом взгляде: «Твой отец – патриот и труженик работал на Камчатке. В тяжелых условиях. Недоедал, недосыпал. А ты, троечник, живешь в центре Москвы на всем готовом. И чем же занят ты, не отличающий «широт» от «долгот»; гадающий, что такое «Монтевидео» и с чем его едят? Ты выстукиваешь какой-то дикий танец на двух мельхиоровых ложках, которые Смирнов достал тебе из кухонного шкафа, потому что никаким музыкальным инструментом ты не владеешь! Ну, ладно Борисов… Он хоть на баяне играет и учится не в пример тебе. Волконский у нас вообще талант по всем предметам. (Кроме физкультуры). Он и в «джазе» ударник. А ты? На чем играешь ты – ложкарь-одиночка? Кому нужны твои ложки – этот жалкий довесок к тарелочкам и барабану? А главное – репертуар!.. Какую музыку вы пропагандируете со школьной сцены? На чью мельницу льете воду?.. Позор! Я этого так не оставлю. После каникул соберем классное собрание, пригласим Юлию Константиновну, пригласим пионерское руководство и прикроем вашу лавочку».