ПРУТКОВИАДА: НОВЫЕ ДОСУГИ
2010
Стихотворения, басни, переводы
Только в государственной службе познаёшь истину.
Козьма Прутков
«Плоды раздумья»
АВТОПОРТРЕТ
Так чьи ж, курчавясь проседью, власы
Зашевелились в легком неприглаже?
Кто так отважно бросил на весы
Портфель стихов в лирическом кураже?
Кто на бритьё ни времени ни сил
Жалеть не станет, мыльный крем пузыря?
Кому цирюльник шею залепил
Квадратиком аглицкого пластыря?
В чьих очесах горит безумства жар,
Уста же изъязвил змеиный холод?
Кто, восклицая: «Боже, как я стар!..»,
В виду имеет: «Господи, как молод!..»?
Познав величье своего пути,
Кто, став символом вечного движенья,
Бичует всех и вся на фоне ти -
танического самоуваженья
И, стиснув угол мягкого плаща –
Прославленной в поэтах альмавивы,
Плеща, бросает за угол плеча
Ея вольнолюбивыя извивы?
Чья белая перчатка, - черт возьми! –
Унизана перстнями через палец?
И ежели ответствуешь: «Козьмы»,
То лишь тогда ты будешь прав, гадалец!
РЕВНОСТЬ ПО СЛУЖБЕ
Люблю явиться в департамент
Не точно в срок, но раньше часу,
Дабы присутственный регламент
Расширить рвением к начальству.
Люблю спокойно, величаво
Сквозь вестибюль пройти, как пристав,
Раскланиваясь влево-вправо
С портретами господ министров.
На миг у бюста государя
Попридержать служебный раж
И, каблуками приударя,
На канцелярский взбечь этаж!
* * *
Один советнишка, сморчок,
Наиничтожнейшая сошка,
Подупрекнул меня, сучок,
Что-де занесся я немножко.
Как смеешь ты пенять, микроб,
Под лупою присев на пятки,
Мне – обер-контролеру проб
Пробирной, - говорю! – Палатки?
* * *
- «М. П.» – важнейшее из мест
На гербовой бумаге, -
Учил меня старик Модест
Петрович Тахо-Браге. –
Зря на него не налепляй
Ни сургуча ни теста.
Печать потверже прижимай,
Но и не слишком тесно.
В Тамбове летом благодать.
Бывал, Кузьма Петрович?
Смотри, не потеряй печать, -
Предупреждал Петрович. -
Бледна? Дыши, как на жену.
Сдувай с нее пылинки…
Какие люди в старину
Являлись из глубинки!
* * *
Ложусь ли с девою на ложе,
Брожу ль среди ночных полей,
Любоначалье мне дороже
Иных любвей.
Куды в июне дева мая?
А поле? Тропки не сыщу.
И лишь начальство вспоминая –
Вос-тре-пе-щу!
* * *
- Что нужно, чтоб стать генералом
И как дослужиться до звезд? –
Спросил меня юноша в алом,
Аничков приветствуя мост.
Лицо мое – маска бессмертья –
На миг передернулось вдруг:
- Что нужно?.. Усердье. Усердье.
И только усердье, мой друг!
ГЕРБ
Я разберусь с чего начать.
Что мне судьбы напасти?
Перо, чернила и печать –
Вот атрибуты власти.
Коль носик перышка хитро
Свесть вовремя на конус, -
Само покатится перо,
Нахватывая скорость.
А я его, как писарь Берг,
Мокну в чернильца, кстати,
И жарко подышу на герб
Коричневой печати.
«Вдави его, как в ступу пест,
Да не порви бумаги, -
Учил меня старик Модест
Петрович Тахо-Браге. -
Герб никогда не должен быть
Расплывчат, смазан, хлипок.
Всегда он четок должен быть,
Упитан, густ и липок,
Чтоб оперение орла, -
Всю мелочь до детали, -
Императрица зреть могла
И без очков для дали,
Чтоб увидала без очков
За картами, за кофе ль:
На росчерке «Козьма Прутков»
Наиоттиснут герб гербов -
Двойной орлиный профиль!»
ТАЙНА
(романс)
Когда вхожу в столичный департамент,
Весь в зеркалах стократно отражен,
Свой генеральский вижу апартамент,
Я сам себе кажусь Наполеон.
Питая страсть к парадному мундиру
И Станиславу в орденской петле,
Я между тем настраиваю лиру,
Что притулилась в папках на столе.
Сокрою как связал я бант поэта
Морским узлом с директорским платком…
Пусть эта тайна для Большого света
Откроется когда-нибудь потом.
ДОКТОРУ ГРАВЕ
В ОТВЕТ НА ПРОСЬБУ ОНОГО РАССКАЗАТЬ О СЕБЕ
Скажу без лишних реверансов:
Я шел по линии финансов,
И департамент горных дел
Был и остался мой удел.
Посвящена моя Палата
Клейменью серебра и злата
И учиненью разных проб,
Чем и обязан ей по гроб.
О, вы, сопутницы таланта –
Нужда и скорбь, бездомность Данта,
Сервантесова худоба,
За корку черствую борьба!
И я бы мерз под кровлей ветхой,
От зимних мух махаясь веткой,
И мне бы, Божьему рабу,
Клеймить не слитки, а судьбу.
Но есть Пробирная Палатка!
Директор нужен ей, как ватка
Пробирке требуется, чтоб
Блюсти невинность чистых проб.
Какое счастье, милый Граве,
Что смыслю в лигатурном сплаве!
Казна к таким, брат, не скупа.
А ночью – Бог; стихи; судьба.
КЛОЧКИ ПО ЗАКОУЛКАМ
(баллада)
На мягкой кровати
Лежу я один…
Из раннего
На частной квартире
Сижу я один.
К соседке Эльвире
Зашел армянин.
Вино Эривана
(«Ба-алшой урожай!»)
На стол из стакана
Течет через край.
Раскумбрена водка,
И варится плов.
Прощай, моя сводка
На сотню листов!
Рассосредоточен,
Гляжу я в отчет.
Работа не хочет
Клеиться… Вот чёрт!
К министру финансов
Тропу замело…
А там до романсов
Уж дело дошло.
Он ощупью шарит
В нестройных струнах,
Она предвкушает
Себя «во женах».
Ложится на взвизги
Мужской хохоток.
Качается в миске
Свечной хоботок.
Стул низкий поехал
И на пол упал.
Для них он – потеха,
А я бы поймал.
Для них он – препона,
А я бы присел.
Ужель без урона
Нельзя, винодел?
Тут срочное дело,
Серьезный доклад.
Но чувствую: тело
Спустилось во ад.
Чернила вскипели.
Такая любовь.
Эльвирины трели,
Армянская кровь.
Ну, думаю, значит:
«Пропало…», - пиши.
Не будет и начат
Труд вечной души.
Мелькнула идейка:
К свиньям авантаж!
Раз так, то, злодейка-
Судьба моя, на ж:
Запросы ли, иски, -
Созданья руки, -
Служебные списки
Раздрав на клочки,
А с ними творенья, -
И их потроши! –
Продукты горенья
Бессмертной души:
Заветные мысли
И замыслы драм, -
Их так же причисли
К никчемным клочкам!.. –
Стихи и романсы
Невинных забав,
Высокие стансы,
Их тоже, раздрав,
Навстречу охулкам
Гони же отсель
И по закоулкам
Пускай их в метель!..
Но – нет! Додежурю,
Себя изнурю,
Но выдержу бурю,
Соблазн поборю.
Девятый – сквозь стенку –
Обрушился вал…
Чернильную пенку
В сердцах я прорвал.
«Ты – вольная цапля.
Пора, брат, пора!»
И первая капля
Скатилась с пера.
СТИРКА
(басня)
Стирала прачка во дворе белье:
Лопаточки ходили у нее.
Стиральная доска
Дрожмя дрожала, взрыта,
И пена, лопаясь, вздымалась из корыта.
Зато уж юбки, кофточки, платочки
Явили все свои прелестные цветочки…
Художник! Так и ты стирай без перемены,
Три гумиластиком, сор смахивай с листа,
Ломай карандаши, меняй их хоть до ста, -
И Афродита явится из пены!
ЕВРОПА
Говорили, что к слову Европа
Благозвучий у нас не найти…
Ну, а если спросить рудокопа,
К эфиопу за рифмой придти,
Углекопа копнуть, салотопа,
Ну, а ежели потормошить
С протопопицею протопопа,
И укропа им в борщ покрошить?
Что как вспомнить про время потопа,
С филантропом пасти антилоп
И вдыхать под полою салопа
Увядающий гелиотроп?
Не случится ли, - проще простого, -
Что нечаянно всех одарив,
Неудобное, трудное слово
Даст аккорд благозвучнейших рифм?!
НЕЖЕЛАНИЕ СЛАВЫ
Не надо, скульптор, не ваяй
Меня из мрамора Каррары.
Съедим-ка лучше деваляй
Под звон гитары.
Что – памятник? Что – жалкий бюст
Питомцу муз и вдохновений?
А ну их к хересу! Упьюсь
Цыганкой Феней.
Великий сын своей страны,
Не барельеф меж пыльных окон, –
Я предпочту удар струны
И фенин локон.
О, не рисуй же профиль мой,
Художник, на изящной вазе.
«Ему милей играть судьбой», –
Скажи-ка Азе.
И коль настанет миг, когда
Померкнет насьональный гений,
Пусть не толпы придут сюда,
Но Аза с Феней.
ЛИРА
Бывают лиры много больше арфы.
Оне громадны. Но, увы-увы,
На них играют крохотные Марфы,
Их трогают малюсенькие Львы.
Ах, эти коготки!.. Какие муки
Им дергать струны, если дюжий слон
На ухо наступил... О, что за звуки,
Фальшивя, раздражают небосклон!..
А я владею лирой-невеличкой,
Но эхом умноженный во сто крат, -
Как ты перстами струны ни попичкай, -
Рокочет в небе доблестный раскат!
Не надо делать из меня кумира,
И так ведь сразу видно по лицу,
Что эта, - в общем махонькая, - лира
Принадлежит великому певцу!
АДЕЛЬ
Артистке NN
Аделина, Аделина,
Урожденная Адель,
Ты звучна, как мандолина;
Ты игрива, как форель.
Не тебе ли, Аделине,
Отпущу я все грехи,
Если дашь зарок: отныне
Не читать при мне стихи!
К ВЕЛЬМОЖЕ
Посвящено
старинному моему приятелю,
португальскому посланнику
и мореплавателю дону Сантушу Этушу
Чин адмиральский, знатен, рыж,
Глядишь, прищурясь.
Но не пойму, куда глядишь,
Слегка нахмурясь.
Вверх или вниз через плечо?
Вперед ли, вкось ли?
Вот почему к тебе еще
Приду я в гости.
Пускай малашин подождет
Пирог с черникой,
Тем более, что пост идет
У нас Великий.
Вручив лакею трость, цилиндр,
Наверх взлетаю.
Ведра нам много. Славься, литр
Мадеры к чаю!
А где же кисти, мой эстет?
Подай мне краски!
Я набросаю твой портрет
В античной каске.
Ты будешь мужественен, как
Геракл на Крите,
Танцующий, меняя шаг,
Как бы в корриде.
А, впрочем, ты и без быка
Хорош на диво.
Смотри, как движется рука
Моя ретиво.
Я холст умасливать люблю
Не мало лет уж.
Вот тут твой взгляд и уловлю,
Дон Сантуш Этуш!
Вот тут и станет ясно мне, -
К чему дебаты? –
Что устремлен твой взгляд не вне –
Глядишь в себя ты.
О, этот взгляд… Так смотрит мавр –
Прапращур гранда.
И я срываю славы лавр
С венка Рембрандта!
Шедевр окончен. Что ж? Нет слов.
И ты стоишь, нем,
Пока рисую: «К. Прутков»
Я в правом нижнем.
Портрет украсит Круглый зал
В фамильном замке,
Лишь разрешит мой адмирал
Проблему рамки.
Так у любезного посла,
Забыв Малашу,
Монашествую в честь поста,
Досуг свой крашу.
К ДРУГУ ЛИРИКУ В ОЖИДАНИИ КНИГ ОНОГО
Ты ловишь Музу резвую свою,
Озорничаешь с нею, как в раю.
То ущипнет тебя она тишком,
То перышком почешет под брюшком.
Когда же будет виден славный плод
Беспечных и проказливых забот?
Когда обитель сладостных затей
Наполнят крики радостных детей?
МАШИНИСТ БЕККАУЕР
Поля одеты в трауер.
Гляжу на снег у Вятки,
Как машинист Беккауер
На белые перчатки.
Во все четыре стороны
Трубы дымило горло,
И сажа, точно вороны,
Сбиваясь в хлопья, перла.
Как можно столько выпачкать?
Какие тут порядки?
Уж лучше б мне на цыпочках
Дойти до самой Вятки.
Уж лучше б клячей старою
Воспользоваться чисто…
Начальство свежей парою
Одарит машиниста.
Перчатки-то Беккауер
Сменил ввиду посадки…
А как нам тротуауер
Сменить и снег у Вятки?
ЛЮЛЮШКИ МОИ
(старая песня)
Встретится ль с попойки
Мне мужик бредущий
Али где на койке
Клоп кровососущий, –
Ай, мои люли! –
Раздавлю ли клюкву,
Искривлюсь ли в горе,
Напишу ли букву
На глухом заборе, –
(Видно изда#ли), –
Попаду ли в тряску,
Потеряю ль место,
Упущу ль на Пасху
Из кадушки тесто, –
(Сделал – не юли), –
Пришлой самобранке
Предпочту родное:
Радость перепалки,
Трудность перепоя. –
Люлюшки мои…
РАТНИК
(баллада)
Наш ратник ушел воевать
На поле дремучего хлеба,
Где было не принято звать
В помощники землю и небо.
Где с лязгом тупые мечи
Врубались в тугие кольчуги,
И некогда было ничьи
Считать боевые заслуги.
Где сыпалась клочьями брань
Такая, что певчая птица,
Когда б на версту не отпрянь,
Как вран, обучилась браниться.
Загнав неприятеля в бор,
В сухие, смолистые чащи,
Разжег ты лишь бранный задор
В объятьях крапивы зудящей.
Там, в битве тяжелой, как ком,
Где волосы слиплись и гривы,
Свой трижды промятый шелом
Обвил ты цветами крапивы,
И вынес его на себе,
Как верного друга, из боя
И был благодарен судьбе
За то, что случилось такое.
… Подкралась к вискам седина,
Старинные минули схватки.
Теперь у тебя, старина,
Поместье в окрестностях Вятки.
Ты в землю родную воткнул
Крапивного корня извивы –
И вот уж доносится гул
Бескрайнего моря крапивы.
И слыша напористый шум
Волны, покачнувшей курятник,
Ты полон таинственных дум.
О чем же ты думаешь, ратник?
«Пускай супостат за столом
Сдвигает хмельные стаканы,
Пусть там ни соринки кругом –
Пунцовые токмо тюльпаны,
Стряпух аппетитный уют,
Чье брашно тем паче желанно,
Чем пенистей соусы льют
На сочное мясо фазана, –
Что нам?!. У солдатской пращи
Мы встретимся – где тут солома? –
И будем крапивные щи
Неспешно хлебать из шелома».
К «ДЕМОКРАТАМ»
О, вы, что покусились на
Закон и трон в плебейской злобе,
На бой вас вывел сатана
С кривыми рожками на лобе!
Чего взалкали? Воли?.. Прав?..
А может – вольницы разбоя,
Златых тельцов и тучных крав
У водопоя?
Вы посулили нам Эдем
И гогель-могель, демагоги,
Но ясно показали всем,
Какие Гоги и Магоги.
Клеймлю вас, жалкие, клеймлю
Своей служебною печатью
И никому не уступлю
Предать проклятью!
Вжимаю в сонмище врагов,
Презренным торгом осрамленных,
Герб государев, герб Петров,
Герб всех любимых и влюбленных!
Я заклюю им вашу плоть,
Я закогчу им ваши чресла,
И не поможет вам Господь
Восстать из кресла.
Я залеплю одним клеймом,
Собравшись с силушкою: «Эх!» – де, -
Пусть не ревнует к вам Содом,
Когда твердит, что ставить негде, –
Всю вашу желчь, весь антураж
С лукавым ёрничаньем вкупе,
Весь упоительный кураж
Летящих в ступе!
Да не устанет в вас влеплять
Длань столбового дворянина
Орла двуглавую печать,
Чтоб пред очами исполина
Вы разбежались по углам,
Попрятались в своих долинах,
Но не оттерлись бы и там
От клейм орлиных!
ГОСПОДИН БУРИДАН
(басня)
Раз некий ослик во хлеву
Стоял меж двух охапок сена.
И мыслей смена
В нем шевелилась:
- То ли слева,
А то ли справа ухватить?
Как быть?
Вот, понимаешь, нумер!..
Он выбирал до той поры,
Покуда с голоду не умер.
А если б ослика достойный господин
Известный Буридан,
В младенчестве своем у матушки кормясь,
Голодный глаз
Как раз
Кося на кысю,
Один
Остался б на один
С подобной мыслею:
- Какую выбрать сисю?..
Предполагаю, что тогда б,
Теряясь в выборе, не выжил Божий раб.
Хочу природу-мать я басней сей прославить.
За то, что учит нас отнюдь
Вопросы лишние не ставить.
А что невольно обнажил я грудь
Почтенной буридановой мамане,
Надеюсь, явятся ко мне
Одне
С негодованием лишь только пуритане.