ОТКРЫТИЕ ДЕТСКИХ ОЛИМПИЙСКИХ ИГР
В ДАЧНОМ ПОСЁЛКЕ «НИЛ» ПОД НОВЫМ ИЕРУСАЛИМОМ
Маше, Ляле, Кате
Смирновым
В те достопамятные годы,
Когда советские народы
Шли под знамёнами небес
Вослед мужьям днепропетровским,
Не веря россказням поповским,
Чуть осень, за грибами в лес;
А как весна, – на праздник мира,
Труда, и доблестная лира
Благословляла их поход,
Тогда детей призвали боги
Свернуть с накатанной дороги
И влиться в новый хоровод:
Под Новым Иерусалимом
Пристать к ристаниям сулимым –
Прыжкам, метаньям и бегам,
А предварялось всё обрядом –
Костюмированным парадом
Во славу греческим богам.
Эвтерпе дудочку строгали,
Цветы с куртины состригали.
Был август люден и горяч.
Хитоны шились и туники.
Гермесы, Геры, Марсы, Ники
Произросли под сенью дач.
Гирлянды вились, как питоны.
Упитанные купидоны
Блажили на руках у мам.
Шныряли узкие собаки
И нервно вздрагивали, аки
Псы, брошенные в пасть громам.
Кривляясь, отпрыски науки
Натягивали туже луки:
Дырявили газетный лист,
И жгучий интерес питали
К тому, кто накрутил педали
Так, что отстал мотоциклист.
А утром не в похмелье трудном,
А в легком опьяненье чудном
От тех красот, что ловит взор,
Два папы вышли на арену
Грядущих Игр – сработать сцену
Под молодой античный хор.
Петь на лугу предполагалось.
И вот туда, куражась малость,
Зевс выступил, за ним – Тесей.
Венец Олимпа был в овчине
Навыворот по той причине,
Что мехом внутрь ему тесней.
Великий же герой Тесей,
В семейном хламе роясь, где-то
Отрыл седой подрясник деда,
В котором тот гонял гусей.
Итак, отнюдь не «под парами»,
Друзья стучали топорами,
Вдыхая крепнущий настой
Ромашки вперемежку с мятой;
Травы, где срезанной, где смятой,
И смолку стружки завитой.
Как именинники, ходили,
Влача сандалии худые.
Рубили сцену натощак.
Гирляндой рампу обряжали
И к доскам музыку прижали –
Тот расторопный лисий шаг,
Которым обожал народ
Когда-то хаживать: фокстрот.
Растренированный динамик –
Хромого сторожа племянник
Хрипел, стреляя, и ворчал,
Но выправился, хрип убавил,
Пропел, как дядя балом правил,
И вновь, осёкшись, замолчал.
Навстречу шла богиня луга
В венке, переплетенном туго,
И в шали длинной и густой.
Как хорошо, что кисти шали
Идти быстрее ей мешали,
Трава удерживала: «Стой…»
Богиня к пастырю подсела
И потекла у них беседа:
- Тук-тук?
- А #то как?
- Поленись…
Она умела красоваться,
Смущая сердце христианства.
Пощекотавшись, обнялись.
Подъехал парикмахер в бричке.
Его припудренные бачки
Попахивали жидким мылом.
Он слыл когда-то жутким малым:
Всех под одну гребенку стриг
И ржавым жалом скреб кадык.
Волоколамск он путал с Тверью,
А выпивши, – окошко с дверью,
Мечтая в обществе обросшем
Пофантазировать о прошлом.
Сползались гости понемногу –
Заслуженные бабуленции,
Кто тогу волоча, кто ногу.
Цвет окружной интеллигенции.
Там – Посейдон, власы на плечи;
А тут – сильфида шар надула.
Звенит профессорский бубенчик
В короне с надписью: «Натура».
Профессор стар, но бодр, запальчив,
Способен укусить за пальчик
Того, кто, как шалун Эрот,
Ему положит палец в рот,
И отрока смирить невежу
Душевным обещаньем: «Врежу».
Амуры гомонят – птенцы,
Взлетают крылышки за ушками,
Пока их щелкают отцы
На солнце цейссовскими «пушками».
Два пса, в ногах крутясь упруго,
Рвут хвост веревки друг у друга.
И завершает общий мык
Открытья долгожданный миг.
Старушки, барышни и дети
Пестреть заставят пышный луг.
Настало! На велосипеде
Наш караульщик цвета меди,
Поборник дам и общий друг
Михал Васильич Горновой
В фуражке нежно-голубой
Въезжает полуголым-#босым.
Букеты сыплются к колесам.
Значкист всегда, значкист везде,
Пример в труде, в еде, в езде
Всем ветеранам МВД,
В седле он кажется колоссом
И тормозит, закончив путь,
Чтоб мягко падая на грудь
И #голоса не слыша севшего
От кваса, в погребе вспотевшего,
Прошелестеть: «Держите ритом…
Считаю праздник наш открытым!»